I climbed the tree to see the world When the gusts came around to blow me down I held on as tightly as you held onto me I held on as tightly as you held onto me. Сause I built a home for you for me...
маленький, хорошенький мой ежик, не опускай печальную свою мордашку, не прячь в иголочках дрожащих ножек и не вздыхай в сырой платочек-промокашку. ты весь обмяк, замерз, лесной зверенок, я скоро буду и накрою теплым пледом, а рев во две сопелки хоть и тонок, но душам горше и как будто легче.
и как бы черно ни было под сердцем у ежонка, и как бы ни страдало то отчаянно и громко, и как бы ни казалось все неправильно и зыбко, когда-нибудь верну я миру свет твоей улыбки.
староеЯ не буду рассказывать тебе про свинохвостого лапундёра и про мертвых детей-тараканчиков. Про лезгинку на скользком полу и неповторимое падение с последующими судорожными подёргиваниями конечностей в положении лёжа. И мы не снимем с тобой страшный фильм про шпаломаньяка. Боюсь, мы даже не отправимся в возлелеянное в мечтах путешествие по загадочному городу, указанному слепым пальцем на карте. Но я зачем-то напишу тебе книгу. Она станет величайшим откровением за все прожитые мною лета. Может быть, ты поймешь наконец, как я умею любить. Может быть, что-то изменится.
@настроение:
если кто-нибудь (в том числе и я) вдруг вздумает выкинуть слово "пафос", я его убью.
Почти так же здорово, как и в мечтах. Тот же легкий туман в голове, сгущающийся с каждым годом... С каждым годом мы всё больше очарованы. Недостатки постепенно исчезают, сглаживаются болезненные острые углы. Всё прекраснее кажется прошлое, и всё больше хочется туда вернуться. Кружит голову и вызывает тихий восторг... Мы и сами не заметили, как наши воспоминания снова стали мечтами.
Мы идём в похоронных одеждах по заснеженным паркам в начале апреля. Наши руки в грязи Наши руки пахнут мёртвой промёрзлой землёй. Мы трясёмся от горячей ли крови стекающей вниз сумасшедшим потоком от тяжёлых рыданий заставляющих медленно задыхаться или это всё странное время года будто наш маленький бог наконец совершенно сошел с ума и танцует над нами сея дрожащей неверной рукою радость и смерть на одном тесноватом поле заливаясь счастливым смехом.
Я не люблю этого человека. Я не должна чувствовать стыда за это. Во всём мире нет ни единой души, которая любила бы его. Есть только две, что жалеют. Любви он... не заслужил? Боже, да чего бы он ни совершил, сейчас он так жалок, так беспомощен... У него ножки-палочки и огромные чёрные глаза. Он дышит со сдавленным хрипом и уже не улыбается. Он боится умирать. Ему страшно! Я не люблю его. Я просто ужасно, ужасно боюсь, что наша последняя встреча останется в памяти такой же, как и все остальные. Не люблю. Но почему у меня так сжимается сердце, когда я снова думаю о том, что он уже догорает, как свечка? Я не люблю его. Но почему же, чёрт возьми, я сейчас так горько плачу? Он купил мне ещё одну книжку. Его так радует, когда я просто говорю "Спасибо!". Всё его лицо совершенно преображается улыбкой, и на какие-то несколько секунд мне кажется, что всё хорошо, что он у меня действительно есть, и почти такой, о котором я мечтала, и я забываю о том, что мне никогда не удавалось по-нормальному с ним поговорить, сколько плохого и глупого он совершил и как его ненавидят бывшие близкие. А сейчас он в забытьи. Он совсем не может говорить. Ну пожалуйста, миленький, когда я увижу тебя, напиши мне что-нибудь, хоть что-нибудь доброе, ласковое, тёплое, чтобы я могла это помнить... Или попробуй сказать хотя бы взглядом, знаками, да чем угодно - дай мне знать, я увижу, я пойму! И тогда я скажу, что люблю тебя, даже если это неправда. Дай мне шанс, я ведь так хочу это сказать.
Я ужасно боюсь лета. Я боюсь его настолько, что забиваюсь в угол и дрожу, зная, что оно обязательно наступит, и спрятаться от него невозможно. Разве что в смерти или во сне. Но смерть ещё не пришла, а снится мне только кровь. Генерал! Наши карты - дерьмо. Я пас. Вновь просыпается тоска по чему-то необъяснимому. По чему-то, настолько далёкому от окружающего меня мира, что тоска всё отчаянней с каждым днём, и всё больше желание куда-то сбежать. Генерал! И теперь у меня - мандраж. Не хочется мучительно долго вырисовывать словесные узоры или из последних сил заворачивать их в необычную, интересную обёртку, ведь на самом деле, без прикрас, всё гораздо жестче и серьёзней. Генерал! Мы так долго сидим в грязи... Постоянно возникает желание извиниться перед всеми, с кем я говорила лично. За навязчивость, за наивность и излишнюю откровенность. За перелитые эмоции и явно недолитую душу. За тупую зацикленность на себе и своих трудностях. Генерал! Я боюсь, мы зашли в тупик. ..Ещё немного послушаю Coil - и окончательно рехнусь.
Генерал! Я взял вас для рифмы к слову "умирал"...
@музыка:
Coil - Careful what You Wish For
@настроение:
Как легко находится счастье. Как легко с ненавистью мечтать о большем.
Первый пост для чьих-то читающих глаз. С почином меня! Дабы развеять некоторые существующие и, возможно, не совсем верные домыслы и сорвать, наконец, чарующую завесу тайны (это я шучу так), предлагаю Вашему вниманию трогательную и невероятно внушительную по объёму интерпретацию всего двух слов.
Слово "созидать" вообще имеет какое-то невероятное и непреодолимое очарование, редкое среди современных слов. Что ещё удивительнее, его значение ни в коей мере не принижает и не рассеивает это очарование. А вот с "исчезающим" всё немного сложнее... Я - душа мятущаяся, находящаяся в постоянном Поиске. Окружающие считают меня странной, хотя изгоем я никогда не была. Когда у меня однажды появились близкие друзья, они, разумеется, были долбанутыми на всю голову художниками-писателями-хиппи. И друзья эти были раскрепощёнными просто до одури, и мечтали сделать меня такой же, а потому тянули за собой повсюду. Бывали моменты, когда я действительно становилась восторженной и радостной, счастливой до умопомрачения и с душой нараспашку, открытой всем вокруг, - и мне это нравилось. Но такие периоды, как правило, не отличались особой долговечностью, и вскоре я снова скатывалась в своё обычное состояние недоверчивой закрытости и одиночества. После охипповения и последующего разохипповения всегда наступало не очень весёлое время, и мне хотелось в прямом смысле сбежать от всего мира и от всех людей. Я выключала телефон, не выходила в Интернет, не реагировала на связь "через знакомых" и ни с кем не встречалась. Мои раздолбаи-друзья приходили от этого в бешенство: они росли в богемной среде, среди таких же ненормальных людей, поэтому понять мои приступы им было просто не дано. Они называли их исчезновениями. Иногда в такие периоды мы даже виделись - и по моему виду всегда можно было понять, какой я переживаю. Приду, а на меня посмотрят печально так, обнимут и скажут со вздохом: "Ну вот, ты опять ушла. Возвращайся скорее, я скучаю...". В восторженные периоды я знакомилась со всеми, кому меня давно хотели показать. Бывало, что после этого я виделась с новыми знакомыми всего раз или два, потому что неотвратимо наступал период ухода. Но некоторым за время этих коротких встреч я успевала прийтись по душе, и они даже начинали скучать. Очень часто мне жаловались, что меня невозможно поймать, уловить, что я всё время исчезаю и ускользаю, что меня не бывает. Да я и от себя ускользаю. Всё время пытаюсь себя отыскать, и вроде как уже вот-вот что-то нащупаю - а в следующий миг хватаю пальцами пустой воздух. Я понимаю себя - и не понимаю себя; я ухожу от себя в себя, запираюсь так глубоко, что сама не могу достучаться. Я не знаю, кто я, почему всё так сложилось, что будет дальше со мною и чего я на самом деле хочу. Проще говоря, исчезающее - это я. Созидать то, что постоянно исчезает - вот что за отношения у меня с самой собой. Находить новое, своё, принимать его в себя - и отторгать что-то другое в то же время, приводя саму себя в недоумение; открываться навстречу самой себе - и закрываться, отказываясь понимать себя. Создавать то, чего, быть может, не существует вовсе. Слишком уж оно неуловимо.
Как бы противен порою ни был мне этот псевдоним своим кажущимся пафосом, менять я его не собираюсь. Потому что это самое подходящее и самое правдивое описание себя. Ведь здесь я хочу найти тех, кому придётся по душе моя душа. Понимаете?
Быть может, отрастить ещё одни уста? Вдвоём курить, совместно улыбаться, По отчеству друг к другу обращаться, Пить в терцию... Какая красота! Межлокальная контрабанда
Я мечтаю о друге. Чтобы лежать с ним ночью в поле - и часами смотреть, не вымолвив ни слова, на удивительное небо из чёрного полотна и миллиардов искрящихся, мерцающих частичек на нём. И днём, чтобы поднимать руки и танцевать их тёмными очертаниями на фоне плывущего белого пуха. Чтобы долго смотреть ему в глаза - и отыскать там целый мир. Удивительный, огромный мир, который будет казаться так пугающе хрупок и в который так сильно захочется влиться. Чтобы можно было просто смотреть, затаив дыхание, пока мой собственный взгляд не застелет туманная плёнка. Я расскажу ему всю свою жизнь, и услышу его. Я наконец доверюсь кому-то полностью, не боясь быть осмеянной, вывернутой наизнанку или убитой. Я научу его слушать ветер и чувствовать жизнь в каждом камешке, в каждой травинке. Я сплету ему венок и познакомлю с лесным дедушкой. Мы забредём в лес - и пойдем, куда он нас поведёт. Мы будем танцевать под проливным дождём и тихонько петь друг у друга на руках. Мы закроем глаза - и будем слушать песни кузнечиков и кукушек, скрип старых дубов и чей-то шёпот из высокой травы... Мы будем разговаривать так долго, что яркое солнце будет успевать исчезнуть и появиться по нескольку раз. И мы не заметим. Я освобожу все свои спрятанные мысли. Я расскажу все свои мечты... Ему обязательно понравится идея Дней: Три Дня с закрытыми глазами, Два Дня без единого звука, День абсолютного соглашения, День свободных слов... Он тоже будет понимать, какое счастье - всё, что есть вокруг. И тоже будет мечтать о домике в Карелии. Не будет никаких обязательств, обид и упрёков, а лишь ощущение тепла родной души. И можно будет ничего не объяснять, достаточно просто взглянуть в глаза.
Вот ведь вечный парадокс - все мы любим каких-то придурков. И вроде бы всё готовы отдать, а вот только зачем - непонятно. Любовь, как лучики тёплого света, идёт от самого сердца - и отскакивает рикошетом. Так много любви - и некому её отдать. Тяжело не чувствовать света, идущего от кого-то к тебе, но ещё тяжелее сознавать, что твой свет не могут понять и принять. Тяжело притворяться, корчить сквозь мучительные судороги из себя идиота или ребёнка только для того, чтобы посмеялись или умилились, покачали головой или даже разозлились - чтобы проявили хоть какое-то участие, хоть какие-то эмоции. Ведь я не могу без эмоций. Тяжело понимать, что нельзя так сильно любить, получая лишь малейшую отдачу. Тяжело любить.
Почему же они ведут себя так, словно заново учатся со мной общаться? Отчего игнорируют мои немые мольбы о том, что мне так необходимо, особенно сейчас? Ведь совершенно ясно, что с ничтожной долей осторожности и нежности от меня можно добиться не только всего, но и во много раз больше. Глупость этой ситуации доводит до отчаяния. Боже, как же мало и как невыразимо много мне нужно от близких. Мне грустно от осознания того, как сильно они начнут любить меня, если я умру. Они будут пытаться наверстать упущенное, когда будет уже поздно. Они не будут иметь возможности ценить каждое мгновение, проведённое со мной - и станут нежно лелеять его в воспоминаниях, ведь это всё, что у них останется. Они будут часами вспоминать мои дурацкие, но смешные шутки, иногда понятные только нам - и оттого наиболее ценные; вспоминать, до чего я была странная и как любила иногда одеваться как бомж или как сумасшедший бомж, и как я была ласкова, и как сильно любила походы, как сильно любила лес, и как сильно любила всё; и как танцевала, и как мечтала, и насколько была рассеянна, и ещё многие, многие вещи. Но...
Кнут, кнут. Один только кнут. Затем неожиданно - пряник, чтобы сбить меня с толку, потом - ещё один, чтобы усыпить бдительность, заставить меня расслабиться, и вдруг... - снова кнут. Тревожные сны, защита, защита, притворство, отчаянный поиск, защита, неверная надежда, защита, страшные сны, глупые люди, злобные лица, злобные фразы, вены, вены (а что будет, если вколоть в них синие и красные чернила), зеркала, письма, раз-очарования, защита, почему же так долго, что делать, что выбрать, кто-нибудь, в сотый раз (бесполезно); бессонные ночи, странные сны, смешные шутки, я - дитя, и я - идиот, я взрослый, сошедший с ума, я - проживаю все жизни на свете, я - разрываюсь между жалостью к себе и ненавистью из-за жалости, моим родителям по семнадцать лет, а мне страшно, чёрные глаза, почему так долго нет дождя, не хочешь - и не надо, уйди, уйди, не смотри на меня, не пиши мне, не здоровайся, уходи; я - наедине с городом, я мечтаю о лете, я хочу спать всю жизнь - и видеть чудесные сны, и я - не обиделась, это вы слепы, вы несправедливы, вы - забиваете, липкий страх, в животе - тугой болезненный комок, я хочу в деревню, я хочу в поход, я хочу вернуть; ты веришь, что ты тот, кто мне нужен - а я не верю, я забыла это чувство, я - сомнамбулически хожу по крыше и прикасаюсь к предметам и людям; меня задело, но ты об этом не узнаешь; меня пытаются схватить и задержать, и у меня обкусанные губы, но я счастлива, нет поэзии, нет поэта, только что-то всё тяжелее; я упиваюсь чужой музыкой, я не скучаю, а мечты - их всё больше, и всё больше неверия, просто все мы птицы, просто с вами я так одинока, и я ничего не хочу, оставьте и не трогайте, если не можете не уколоть, и простите меня, спасибо Вселенной за всё, что есть, спасибо, спасибо, потому что, наверное, я счастлива, я должна быть счастлива.
Мне почему-то нравятся вкус и запах плесени. И, мне кажется, она очень красивая. Сырая картошка, хлеб, поджаренный на костре, вкус железа, запах пыли и сырости, рассыпающиеся в руках книги, подвалы, подполы, пещеры, паутина, свисающая с потолка и углов, странная любовь к стекловате, хлопья ржавчины...
Жила бы немного в иных условиях - была бы самым счастливым бомжом на свете.
я поняла, кто ты еще. ты мой маленький ручной эльф. Русалка - это всё-таки ты, совершенно точно, и не переубеждай меня, мои ассоциации непоколебимы. Сумасшедший бомж. Я поняла, кто ты. Ты Снусмумрик. Теперь я твоя крёстная. Мне кажется, ты похожа на кельтскую дриаду. Озяблик ты мой ненаглядный! Ты Древняя Русь. Ты язычная, шаманская. Ты из моих детских сказок. Небесная моя. Какая же ты свободная... Эх, человек с Луны ты. Ты - небо! Ты - радость! Зеленоглазое чудо. Волшебница... У тебя наркоманская внешность. Одноглазый Джо завоёвывает Ленинград! Ты жив ещё, мой король? А ты, ослик, хвостик не потеряй...
@настроение:
мандраж перед предстоящим захватил тело и разум
Как же меня раздражают эти фильмы. Где все героини красивы как богини. Их очаровательный неброский макияж не смывается и не стирается даже в самых экстремальных ситуациях. Когда их ранят (неважно, куда, пусть даже в ножку или в спинку), из уголка прекрасного ротика медленно стекает красивая струйка крови. Когда они плачут, у них не перекашиваются и не краснеют лица; когда узнают о смерти близких, то не бьются в судорогах, не кусаются и не орут, не бросаются на стены с кулаками. Они опускают прекрасные головки и плачут, очень красиво, тихо и без надрыва. И, как правило, печаль их длится недолго. Когда смотришь подобную убийственную чушь, хочется разреветься, проломить к чертям табуреткой экран и пойти набить морду режиссёру. Такое чувство, что актёры - это люди, никогда ранее не сталкивавшиеся с трудностями и меньше всего знакомые с настоящими человеческими эмоциями.
Я всю жизнь смотрела только на тебя. А теперь ты должна посмотреть на меня. Я снова сдалась. Я рассказала тебе. Если ты и сейчас не поймешь, то, прости меня, но я больше не хочу быть вместе. И не буду жить с тобой в нашем доме со стеклянной стеной.
Когда меня спрашивают: "Зачем?", я просто молча показываю этот фильм. Не поймут - ну что ж, значит, не судьба. Я пока не встретила человека, далёкого от нашей бесконечной дороги, которого тронуло бы это до самой души. Но каждый раз, когда я смотрю "Петлю", по телу пробегают волны мурашек; моё сердце колотится, а из глаз неудержимо льются слёзы. Спасибо тебе, родной нашим ненормальным природным душам человек по имени Алексей Овсянников.
Я не видела свои запястья два с половиной года. Теперь они выглядят такими беззащитными, такими... голыми. Гладкими и непривычно пустыми, как будто с чего-то красивого в один миг начисто содрали кожу. Я прячу их от самой себя. Потому что, когда я смотрю на них, мои глаза застилает туман. Остались лишь едва заметные следы от ожога, но и они пройдут. Не пройдёт только эта ужасающая обнажённость моих запястий. Я сделала это, чтобы не дать себе снова простить и забыть.
Собеседник - незнакомый парень на костылях, матерящийся через каждое слово. Он рассказал о том, что его бросила девушка, и о том, как он пытался свести счёты с жизнью.