Свеженькое наблюденьице. Добрые не бывают крутыми, а крутые не бывают добрыми. Крутым нужно быть резкими, точными и язвительными, им полагается испытывать неприязнь к очень многим вещам и постоянно писать об этом - в ярких красках и непременно так, чтобы в правоте автора не приходилось сомневаться ни секунды. Чем больше агрессии ощущается в таких людях, тем лучше. Крутые просто знают, что они круче окружающих, и не стесняются в очередной раз это подчеркнуть. Добрые люди не так интересны, их слова не имеют силы бесконечно захватывать и интриговать. То есть, конечно, имеют, но без приступов раболепного головокружения у читателей. Добрые скучнее! Они никогда не заставят так биться сердце, очумевшее от притока адреналина. А ведь люди очень любят испытывать страх. Есть даже такая теория, что на нем завязано абсолютно все, что он - абсолютный стержень наших жизней.

что-то я люблю сегодня недоговарива

Осторожно, двери закрываются.

Про метро невозможно не писать. Это упавшее чертово колесо. Это сливное отверстие, когда ты всего лишь мокрая и расхлябанная кучка всего на свете.
Wrong way.
Можешь жадно и неумело впитывать другие кучки, можешь давать другим кучкам впитывать себя, можешь просто шагнуть вниз или продолжать идти дальше с очумевшим взглядом, как это делают все - пункт отправления ниоткуда пункт назначения никуда.
Осторожно, звери зарываются.
Ты всего лишь полграмма паршивого пойла в рвотной массе пьяных вагонов. Можешь развернуться и пойти против шерсти, разгребая руками мясо, можешь на время забыться в дырявом сне, можешь попробовать сделаться невидимкой - но все это будет ТАМ. И это ТАМ вопьется в тебя когтями, снова почувствав свежую плоть, вгрызется зубами в твою немосковскую кожу и будет томно сосать твою кровь, твое удивленное сердце и остывающую голову. Это ТАМ будет жить в тебе, как паразит, напоминая о себе снова и снова, не давая ни единого шанса забыть.
Тук-тук из под земли - слышишь? Я здесь. Я все время буду здесь. В тебе, вокруг тебя и под тобой. Не плачь, еще один человек. Ты все равно никуда не уедешь.
У некоторых пассажиров во время поездки в метро наблюдается полная потеря связи с космосом.

Осторожно, мнения меняются.
good luck

Мне нужно перестать:
а) чувствовать бессмысленный стыд из-за того, что я много чего и много кого не читала (а то слагается такое впечатление, что я делаю это для того, чтобы заслужить свое собственное и чужое уважение или просто для галочки, а не наслаждаюсь тем, что открываю, и не радуюсь тому, что мне еще столь бесконечно многое предстоит открыть);
б) чувствовать презрение к большому количеству сверстников и вообще окружающих (занизить, елки-палки, требования, а то что это такое получается: мне даже смотреть тяжело на, скажем, парня, если у него, например, ножки обтянуты колготкоподобными джинсами или прическа как у девчонки, не справляющейся с бурным всплеском гормонов в тяжелое время подросткового кризиса... и это, кстати, пример, касающийся только внешности);
в) так цепляться за первое впечатление, сложившееся у меня по отношению к конкретному человеку в течение ничтожно малого количества времени (не нравится - тут же включается внутренний тормоз по изучению человека, что может в дальнейшем заставить меня расценивать его слишком поверхностно и оттого заведомо неправильно);
г) оценивать себя и свою внешность (в лучшем случае - еще большее количество вещей);
д) размышлять о будущем (ну его нафиг);
е) развинчиваться от состояния сплошной и окончательной ракушки до, блин, нежного и ранимого бутона в считанные минуты при первых признаках откровенности и сопереживания собеседника (без комментариев. хотя, кажется, это уже комментарий. вот теперь точно комментарий)...

Я самый рассеянный человек на свете.

На последней лекции случайно написала рыцарский роман. Подумываю переложить в поэму и явить на свет божий. То есть, дружий. А лучше сестрин.

И еще: если мы с Вами разговариваем о чем-то и Вы видите, что я внимаю, не верьте мне. Любая Ваша реплика может вызвать у меня бесконечный поток мыслей, или воспоминаний, или полуреалистичных грез, и, как бы пронзительно я на Вас в этот момент ни смотрела, будьте уверены: я нахожусь от Вас почти так же далеко, как от понимания нынешней политической ситуации. Никаких гарантий, ага? Простите.
Хотя Вы, скорее всего, ничего не заметите.

(Упала. Чашка. Упала чашка с горячим шоколадом. Не разбилась чашка. Чашка ойкнула по-своему и упала на бок. Девочка подняла чашку. На стенках был рисунок из горячего шоколада. Девочка увидела жуткую морду с блестящими глазами, а потом кривой корабль с человеком на борту. К голове человека стекала черная струйка. С головы человека стекала черная капля).

как себя любить, мама, за что себя любить, мама? я люблю вас, я так сильно люблю вас, я делаю вашу жизнь лучше, а себя я просто знаю, я у себя одна, и это все. помнишь ты пела такую песенку колыбельную нам на ночь, помнишь мамочка, помнишь? ты у меня одна, словно в ночи луна, недавно я ложилась спать с сестрой а она попросила спеть ей, я спела эту песню, мы спели хором, нет не спели - простонали, потому что эта песня стон, наш стон, наш плач, мама, мамочка...
я чувствую мне кажется какие-то бесы внутри меня, иначе почему мне снятся (снятся?) такие сны и вспоминаются (вспоминаются?) эти ощущения, эти безумные ощущения, как будто из прошлой жизни или из этой но той ее части, которую я забыла которую мне нужно было забыть. как будто я в церкви и меня корчит корячит мучит мне плохо меня что-то рвет изнутри прорывается наружу но не может потому что нет никакого наружу, потому что кажется этим уже стала я или была я изначально... я так огрубела, я матерюсь, я говорю о незначительном, хочется замолчать надолго, надолго, и какую-нибудь причину чтобы не объяснять окружающим. чтобы не притворяться о господи как же я устала притворяться, улыбаюсь всем дружелюбно отвечаю помогаю, но ухожу о боги неужели не ясно?! я ухожу! , я накрываю капюшоном голову прячу лицо забиваюсь в самй угол но они все равно, все равно... когда-нибудь, когда уже я смогу сказать нет, нельзя подходить ко мне, мне сейчас так хреново, что я не хочу никого видеть и слышать, не обижайся, это не значит, что ты мне не нравишься, просто я тоже человек и у меня бывает по-разному, и плохо тоже, и очень плохо, давай сегодня я буду одна и ты меня не будешь трогать и никто меня не будет трогать пожалуйста, а через пару дней все будет как прежде но не спрашивай ни о чем ради бога иначе я просто раздавлю свое сердце рукой.
я вспоминаю Степу
я вспоминаю Степу
я вспоминаю Степу
я вспоминаю его
так часто так горько так , так так... как будто он снова жив, как будто он снова со мной о боже почему я его так вспоминаю?
а люди плоские мама плоские ты права, они плоские как диски, и это так страшно, как же это страшно, не могу поверить, ты говоришь я глубокая а они глубоко не умеют, только так, так вот почему они ко мне тянутся правда мама так?? как к тебе как к тебе я такая же а вокруг ничего, а вокруг пустота. как называется острый предмет на "ш", такой как игла только больше во много раз, с кулак, шпиль? шип? вспомнила шило а меня как будто этим самым шилом куда-то в бок, под ребра
вот я буду жить прожигать юность учиться а когда ее не станет возьмусь за ум брошу глупости и ударюсь. ударюсь головой и в религию, например, потому что это нормально оправдывать чем-то то что куда-то делась ярость юности. я знаю, так будет. потом муж и дети. и всё.
и всё.
и никакой смерти в двадцать два года.

Я очень резкая, несмотря на то что спокойная (неуравновешенная, но спокойная), меня постоянно бросает из одной крайности в другую. Не могу контролировать эти бросательства. Вроде бы многие вещи я совсем перестала оценивать (и мне это нравится), но в то же время касательно каких-то конкретных у меня либо "да", либо "нет". И даже если одно вдруг сменяется другим, я продолжаю свято верить в вынесенный самой же собой вердикт - пусть и в диаметрально противоположный.

Скажем, еще недавно было однозначное и восторженное "да!", чуть ли не с добавлением "навсегда!" и тому подобных зарёков, а вот теперь - "нет". И вроде бы осталось еще что-то от того сильного "да", какой-то мутноватый и волнующий, уже безрадостный осадок, как старый, истертый, но добротный половик... И будто бы у тебя есть выбор: оставить его или купить новый, и в глубине души ты знаешь, что старый теплее, и практичней, и, в общем-то, не так уж и плох, если с ним повозиться, но он тебе уже просто не нравится. И ты печально ищешь причины такой резкой перемены своего отношения, и, конечно, находишь их: многолетняя пыль уже въелась в несчастный коврик так, что не отстирать; от него идет тонкий, душный запашок ветхости и запустения, и вышитый узор при ближайшем рассмотрении оказывается каким-то нелепым и кособоким... И ты знаешь: я мог бы отдать половик в химчистку, я мог бы привыкнуть к этому запаху и совсем перестать замечать его, я мог бы не смотреть на него вблизи... Мог бы сделать всё что угодно, потратить на это кучу сил и денег, потому что знаешь: он того стоит. Только вот тебе... не хочется. Просто не хочется. Кто бы сказал, почему.


Совсем уже охренела. Людей с половиками сравниваю.

нужно закончить хотя бы один свой рисунок
вечно я упускаю момент.
нужно отправить хотя бы одно письмо.
болит палец
три дня подряд снилась вода
хочется свернуться калачиком - и чтобы никто не трогал
не могу избавиться от людей. не могу сказать "нет". трачу себя на тех, кого не люблю. не могу не скрывать свою неприязнь. трусливое создание с жалким оправданием "я никому не хочу делать больно".
молодец, хорошая девочка. ну а что дальше? дальше-то что?

Я вечный Бенедикт, который изо дня в день силится что-то понять и вроде чувствует, чувствует это что-то, но никак не может втиснуть его в рамки своего понимания, потому что нам комфортно, только когда мы что-то понимаем, знаем, с чем имеем дело, а чувство, ощущение - этого слишком мало, это слишком туманно, слишком неопределенно, а мы - все мы, Бенедикты и Небенедикты, - боимся неизведанного, потому что оно чертовски непредсказуемо, а значит, опасно, хотя какого черта должно быть опасно, ведь все в порядке, но мы все равно боимся, боимся за себя, за свои драгоценные шкурки, трясемся над своими драгоценными мозгами, а ради чего, ради чего, бережем себя для какого-то хренова будущего, которое никогда не наступит, и все понимаем, даже то, что ничерта не понимаем, но ничего, ничего не можем с собой поделать, ведь мы - люди, люди, люди, лю-ди, ди-лю, ди-ди-лю-лю, лю-лю-лю-ди-ди-ди, и у нас весной пахнет в воздухе, у кого-то уже пахнет, а кому-то тащить еще зиму на своей поломанной спине, "хрум-хрум" говорит лед под ногами, жует подошвы наших ботинков, а вы думали они сами по себе что ли изнашиваются, не-е-ет, нет, все не так, как мы привыкли думать, и, выходит, думать абсолютно бессмысленно, хотя бы потому, что мысли имеют свойство выскребывать самое сумасшедшее счастье когтями из сердца - и на его место пересаживать черную склизкую ткань сомнений, подозрений, обид, дебильной гордыни, а ведь ничего не стоит послать ее уже наконец нахер и просто жить, просто жить, черт, как же это мудро - ПРОСТО ЖИТЬ, прости, жизнь, что же мы с тобой делаем, ненормальные извращенцы, больные, больные, рожденные больными от больных родителей и умершие больными, но это будет нескоро, через целую пару дней, а может, часов, помнишь, что времени нет, любимая, помнишь? я поздравляю тебя, мы больные, мы-навсегда-больные, я поздравляю тебя, у нас праздник дураков, какое счастье, что мы больные, я поздравляю тебя и целую в закрытые веки, я люблю тебя, ты больная - как и я, ты видишь, как мы похожи, давай просто жить, давай попробуем, пока еще помним о том, что времени нет, нет, не помним и не понимаем, но хотя бы - чувствуем...

Люди, которые неслышно чихают, не внушают мне доверия. Крайне подозрительные типы! Вот голову даю на отсечение, что-то в них не то.
Нет чтоб по-нашенски: с громом, свистом, рыком, хрюком, да как угодно, но во весь размах русской души! Да, мать его! Вот так! Будьте здоровы, черт вас возьми!

Папа не звонит.
Я дочитываю книги и плачу о том, что они закончились, я переживаю за маму, за бабушку, за сестру, за него и плачу о том, как всем не хватает меня, я сижу в уголке и плачу о том, как я слаба, я хожу по асфальту и плачу о том, что не вижу неба, я плачу о лете и дожде, я оплакиваю воспоминания и рыдаю о настоящем, я хороню слезами героев паршивых фильмов и нелепых книжек, я рыдаю, читая слова любимых людей, и вою от их обид, как будто мое сердце скребут когтями.
Я перестала себя чувствовать. Я стою на месте. Я плачу в метро.
Папа не звонит.