Смешно, но мне сейчас кажется, что у меня самые мягкие волосы на свете. Когда я запускаю в них ладонь, я чувствую пальцами невероятную нежность.
Наверное, то же чувствовал и он, ведь мог гладить меня по волосам всю ночь. Я немножко веселилась - а потом замирала от счастья. И закрывала глаза.
Раньше я не любила, когда кто-то к ним прикасался.

Сейчас, смотря в зеркало раз в день, я вижу совсем не то, что видела раньше. Я смотрю на эту девушку с интересом и почему-то - с тоской, как печальная старуха на свои фотографии в юности. Я так и не смогла привыкнуть к своему лицу. Я по-прежнему не верю, что оно - мое.

В деревне пахнет осенью. Особенно ночью. Разноцветными прелыми листьями. Все-таки я познаю мир по запахам - как такой человек называется? Забыла.
По чердаку бегает кто-то нервный - маленький хозяин сердится, опять забыла его покормить. Может, это он заставляет меня так кричать.
Я звеню цепью калитки ("Ушла!") и иду куда-то, куда-нибудь, куда-либо. Далеко. Чтобы потом очнуться - дома. Снова. "Завтра я ухожу" - "Улитка на склоне"...

Я совсем не боюсь темноты и без фонарика вижу лучше. У меня всегда холодные руки, и я сплю и купаюсь без одежды. Я очень люблю ощущения...
Я боялась, что стану циничней и наращу кожу, но я зря боялась. Я не стала другой и никогда не стану. А форма всегда меняется, и это здорово, это очень интересно. Форма сути. Всего лишь форма сути. Например, я стала очень разумной, но по-прежнему - простая как два пальца и абсолютно, непробиваемо наивная. Обдурить меня сможет любой. Только никто не хочет.

А еще - раньше были страшные вещи. "Никто не знает, какая я эгоистка, какая я слабая, глупая, мерзкая". Теперь мои секреты не такие. И я больше их не боюсь. Например, я прекрасно умею врать. Мне не нравится, но иногда это лучшее решение. Редко. Знаете, что такое интуиция? Это цепочка миллиардов и миллиардов логических звеньев, приводящих в итоге к какому-то выводу, проследить механизм которой невозможно. Я прочитала несколько отличных книг и статей по психологии, и какие-то из полученных знаний вкупе с жизненным опытом и природной чуткостью - отложились в подсознании так, что теперь я просто чувствую, что выбрать следующим своим действием или словом, чтобы у человека не возникло и мысли, что я лгу. Это настолько тонкие волны, что немного похоже на танец. Если мне нужно будет в чем-то вас убедить, я это сделаю, и вы ни в коем случае не догадаетесь.
Или - чувство власти над человеком. Момент, не больше. Но - очень четко. Его беззащитность. И, как вытекающее, - желание издеваться... Я признаю, потому что это правда, но просто выбираю другой путь. Я выбираю не делать этого. Я не буду мамой, не буду сестрой. Я выбираю не становиться ими.

Я буду собой.

Я всегда - буду - собой.

Я не люблю себя и не не люблю себя - я просто все вокруг. Меня просто нет, то есть я есть - везде. Я бы нашла способ это объяснить, наверное, только вот - "Никогда ничего никому не объясняйте! Сами придут и сами все поймут".

Доброй ночи. Пусть вам приснится зайчик. Пушистенький такой, серенький зайчик, с хвостиком.

Я бы тоже хотела быть зайчиком. Только вот - я совсем ничего не боюсь. Я уже говорила, помните?

Я забыла, что хотела написать, и случайно начала с фразы "Идешь падать".
Идешь падать, а тут...
И, в общем-то, уже совершенно не важно, о чем я хотела рассказать вначале.

Я снова ничего не боюсь. Плохой знак.
Страх - это дар, он привит нам с древности, чтобы чувствовать границы, чтобы быть настороженными и идти каждому только одной дорогой. Отсутствие страха сразу разрешает тебе всё. К сожалению, меня совсем не пугает то, что я снова ничего не боюсь. Если бы я поймала и заморозила хоть малейший намек на испуг, я бы просто посмеялась над играми-обманками своего разума. Но то, что я не боюсь - это просто факт, и я никак его не оцениваю.

Когда я была с ним, я начала бояться впервые за долгое-долгое время. Я почувствовала вкус страха, и он показался мне таким непривычным, таким свежим, таким... детским. Я боялась всего. Что мы расстанемся, что он влюбится в другую, что я забеременею, что решусь открыться ему до конца, что мы в какой-то момент устанем прилагать столько усилий, чтобы понять друг друга. Я боялась все время, и сейчас мне не кажется, что это значило, что я была счастлива. Это значило всего лишь - страх. Потому что я добровольно лишила себя защиты. Не столь важно, что перед ним, но - вообще перед кем-то. Не столь важно, полностью ли лишила, но - захотела этого.

Что значат все мои мытарства? Мотает из стороны в сторону, скользишь по разным углам, квартирам, городам; отражаешься в тех, других, этих глазах; оставляешь свой след в тетради, на косяке двери, на сердце - и будто это не сам ты решаешь, куда в очередной раз бежать или брести, а что-то дергает за ядрышко в груди, какой-то крючок - тюк! - и ты уже совсем в другом месте, и мысли какие-то странные, и не понимаешь снова, и мучаешься, мучаешься...
Здесь-там. Тик-так. Утро-ночь. Москва-Питер. Солнце-дождь. Он или он. Или он. Или еще тот, другой, который из Калиниграда.

Да может быть, если бы мне очень хотелось остаться, нашлись бы силы сопротивляться крючку. Но каждое место имеет свое время. И у меня есть свое время. И оно всегда какой-то близкой очередному месту становится частоты, и в какой-то момент - я знаю это заранее - они обязательно совпадут и даже отсчитают два или три удара вместе, в один голос, счастливо, громко, задыхаясь - но затем снова пойдут отбивать каждый свой собственный ритм, момент абсолютного единения всегда временен. Я билась вместе с этим местом, но - тюк! - время вышло, и я ушла. Я должна быть везде. Я должна примериться ко всему, прикоснуться ко всем, проскользнуть в каждом.
Я - пульс Вселенной, жилка мира. Я - нечеловеческой природы лакмусовая бумажка всего человеческого.
Может быть, если бы я захотела остановиться, мои расплывчатые границы смогли бы принять наконец четкую форму. И я стала бы статична, стала бы как они. Безличное - наделить, создать. Бесцветное - раскрасить в два или три определенных цвета (не во все, иначе снова получалась бы я). Ноль - в минус или плюс, неважно куда, главное, чтобы больше не ноль.
И они пытаются заставить меня захотеть. И не знают, что это никогда не сработает. Нужно дать возможность чему-то появиться из ничего. Нужно дать право на возникновение моменту чуда. И тогда я могла бы захотеть того, чего никогда не должна захотеть. И все могло бы вывернуться наизнанку и стать по-другому. И вроде пытаются они все подвести к этому. И вроде бы любят, но как-то очень извращенно. А я не хочу так. Нет в этом никакого волшебства.
И поэтому - до свидания.

...и прекратить бы заунывно ковыряться в прошлом, как дотошный ботаник на плановом вскрытии, - пациент безукоризненно мертв и уж вряд ли встанет с широкой улыбкой, причина смерти ясна, но зачем эти мысли и чем их оправдать: "Вдруг что еще? Вдруг какие-нибудь важные мелочи? Не заметил маленькую опухоль, небольшую инфекцию, или вдруг отломилась и дала некроз треснувшая пять лет назад косточка" - чтобы сказать, мол, с них-то все и началось, это они, такие-рассякие, все разрушили, все испортили... И вовсе не чья-то из вас вина, просто так уж случилось.
Будто бы.
Пытаюсь оправдать перед самой собой, защищаю рьяно (знать бы, от кого), даже сейчас, когда нет уже в этом смысла, и его тоже больше нет рядом, ничего нет.
А потому, что -
(я знаю, как это работает, этот дьявольский механизм, и никогда не смогу с ним смириться, как и сражаться)
а потому, что -
вот человек оказывается в чужом сердце, вонзившись в него мгновенной острой иглой или потихоньку, с каждой новой встречей аккуратно пробираясь, захватывая все больше и больше тканей, затем - влюбленное сердце начинает источать яд и пускает его по всем сосудикам; сразу им жадно напитываясь, мозг дает все больше и больше сбоев в работе: хуже соображаешь, теряешь всякую способность объективно мыслить и концентрироваться, все прежние ценности - взвешенные и тщательно продуманные - своей же твердой рукой бросаешь в огонь, удивляешься новым, незнакомым доселе своим чертам и сама, добровольно стаскиваешь с себя кожу, красиво танцуя - лоскут за лоскутом, - оставаясь нагой, и счастливой, и глупой, и ничего, ничего уже не хочешь, кроме одной-единственной вещи, такой простой и такой возмутительно сложной... И пульсирует в голове, в груди, внизу живота, во всем теле - лишь одно, одно, он, один, один... А потом, когда источник яда из тебя уже извлечен, проявляют себя тяжелейшие и мрачнейшие последствия интоксикации. Голова, сердце, руки, глаза - всё пытается работать как прежде, как до, - но успело разучиться, поверив, что в этот раз-то точно навсегда. И взываешь к своему хваленому фундаментальному "я", которое с такой готовностью стало, на четыре без малого месяца, "мы", и теперь, когда "мы" не стало, не может вспомнить, найтись, все еще пытается вести себя как, скажем, "м"... Все еще веря.
Да, тот яд называется - вера.

Завтра встаем вместе с солнцем и отправляемся к месту, которое называется Эмор. Примерно двадцать километров по железной дороге, ориентир – столб с табличкой «333». Это глухие, черные овраги в дремучем лесу, такие глубокие, что, говорят, нельзя разглядеть дно. Кто-то считает даже, что его просто нет. Затерянное, странное место – одно из тех, которые сами по себе. Ни в каких источниках о нем нет ни слова, только у местных из уст в уста, но не любят они о нем говорить.
«Страшно. Волки. Нечего там делать».
В этих оврагах во время войны прятались дезертиры. И не все из них выбрались. Один человек рассказал мне, что назвали Эмор по имени жестокого помещика, который душил своих крепостных и сбрасывал их в тьму земных провалов, одного за другим. Но если это и было, то очень и очень давно. Вот уже больше ста лет на много километров вокруг нет ни одного населенного пункта. Моя мама была там в раннем детстве. И завтра я увижу Эмор тоже.
А еще у нас здесь Аненербе меч-кладенец искали.

В общем, жить - очень интересно.

Господи, сколько же звезд, вы бы видели.

Идет бычок, качается, вздыхает на ходу.
Этот год обтесал меня - смутные очертания фигуры вместо куска естественной острой скалы. Что за фигура, пока не ясно, да и по какой шкале ее оценить. Красота? Качество работы мастера? Скорость выполнения? Несомненно одно: контраст состояния вещества в начале и в конце смутного временного отрезка - поражает. Ну, не меня поражает, конечно, - вроде бы должна поражать... чисто... субобъективно.
Должна быть опора, должна быть опора под ногами, но я в нее не верю, а значит, ее все равно что нет. Я как дряхленький москвич, который сам себя пытается завести с толкача и даже проезжает пару десятков километров перед тем, как снова заглохнуть. Пытается работать то на подсолнечном масле, то на солнечной энергии, то на дизельном топливе, и - ничего надолго не хватает, раз за разом приходится искать другие варианты. Эй, ау, что мне еще выдумать? Ну почему я такая слабая. Почему.
Всё прекрасно знаю, но продолжаю не делать так, как надо делать. Или снова делать так, как не надо. Что за безвольная инерционность. И я еще говорю про осознанность...
А может, я просто боюсь, что из нее действительно уходит жизнь, и не хочу подтверждать свою же веру в это - именно ее подтверждением будет проведение каждой минуты подле нее, отчаянное хватание каждого слова, каждого взгляда. Поэтому я стараюсь не уделять ей абсолютно все свое время. Спохватываюсь, когда начинаю бездумно ходить за ней хвостом, как бледный призрак. Сразу же отцепляюсь, нахожу себе занятие - благо что их полно - и, кажется, таким образом делаю вид, что все как обычно. Я ненавижу себя за это.
За это тоже.
Я не хочу с любовью и пониманием ее отпускать, потому что боюсь, что она тут же уйдет. Да, закончится всего лишь очередная жизнь бессмертного существа, и оно пойдет дальше, но человеческим сознанием непросто это постигнуть. Душа - та понимает, только совсем на другом языке, и телу объяснить не может. Сердцу - не может. Да ничего она на самом деле не может в нашем прагматичном мире. А до духовных скреп нам как до туманного Альбиона, когда в холодильнике мышь повесилась.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Да ладно, все не так плохо, ребята.
Забавно быть юной девушкой: кожа такая нежная, что от лезвия ножа, на которое нажимаешь не очень-то сильно, остается царапина-шрам, которая долго не заживает и резко выделяется на фоне ровной светлой... поверхности. Такая хрупкость настолько смешит, что хочется над собой издеваться. Но ладно-ладно, нельзя, тело - храм и всё такое.
И пусть у меня был на редкость хреновый день, но зато сейчас я одна на кухне, за окном прекрасный вид, со мной полбутылки вина и сигарета в мундштуке. А еще пепельница-череп, с которым я веду тихую немногословную беседу. Кайфовый все-таки чувак: молчит, все слушает, ног ведь нет, убежать никуда не может, и все время улыбается. Только вот целоваться с ним нельзя, губы отсутствуют, я уж молчу про язык... Эх, надо мне все-таки снять мужика, а то прям сил никаких уже нет. Я же все-таки Чик-чан, Красный Змей, и сексуальная энергия - моя суть. А я уже два с лишним года как без занятий любовью. Да и не знаю я, что это такое, со мной только занимались сексом, а довериться я так и не смогла ни разу. Ну и ладно, всё будет!

Надо бы какую-нибудь завершающую фразу, но - да ну её нахрен.

Открытыми держать глаза больно, они как стеклянные, какие-то неживые и все время сохнут. Закроешь - раскаленные веки выжигают белки. Сердце бьется как-то натужно, будто нехотя, будто заставляя себя биться, и все тело слегка подрагивает в такт пульсации крови. Я просто сижу. Час, два, три. Смотрю вперед и ничего не вижу. Вокруг непрекращающийся звон, он льется в уши и остается внутри головы, звон как после сильного удара, только не проходит со временем - ни от прижатых к ушам подушек, ни от криков. Я это знаю, хотя даже не пыталась кричать, я могу только открывать и закрывать рот, как выдернутая из воды рыба, и шумно вдыхать воздух, вот так мало во мне функций, я поломанная кукла, следующая модель будет способнее, сможет даже поднять руку и бросить ее в оконное стекло, как МНЕ хочется, но я не могу, - а она сможет, она точно сможет, и ей станет очень больно, и ей станет легче.
Это четвертые похороны в моей жизни, но я еще не была ни на одной свадьбе.

Isn't it strange
That we're falling apart
From the day that we started
Isn't it hard
Knowing these things are unspoken
We're born to be broken
And isn't it strange
That we're living our lives
On the borrowing time
And isn't it hard
Getting through this

Меня исключили. Как жаль, что я научилась брать ответственность за свои поступки слишком поздно. Логичный исход. Это самое страшное, что могло случиться, и вина в этом только моя, несмотря на то, что отчисление явилось результатом стараний одного преподавателя, которая возненавидела меня за пропуски.
Не знаю, как сказать семье. Они порвут со мной отношения. Ищу работу, из общежития пока не выселили. Попробую восстановиться в январе. А пока - выдержки мне и сил. Вчера пришла к ребятам, меня обняли, сводили на крышу, накурили. Обожгла слизистую, замерзла. Гулко и больно. И пусто. Нет жалости к себе, нет ненависти - только разочарование. Как раз недавно решила посмотреть, чего я стою. Так вот: ничего. Хотя все еще можно исправить.
Всё всегда можно исправить.
Так смешно, что смеяться не получается.

На последних страницах книги Эрика Берна есть список вопросов, ответы на которые помогут выяснить, избавился ли человек вследствие психотерапии от своего сценария или продолжает жить под его бременем. Один из вопросов звучит так: "Вы счастливы или просто храбры?".

Вы счастливы или просто храбры?

Вы счастливы или просто храбры?

Глубокоуважаемый Берн, так нельзя.