Целых две ночи я спала на сеновале под самой крышей. Я шла до домика босиком по мокрой от росы траве, и соловьиное пение звучало со всех сторон. Я открывала дверь, забиралась наверх по лесенке, а потом ложилась на грубую тонкую ткань из мешковины и прикрывалась белым.
Ниже уровня глаз на покатой крыше окно с прозрачным стеклом. Я открывала его наружу и медленно засыпала, глядя на темно-синее, почти черное небо с редкими звёздами.
Свежий, вкусный воздух был вокруг меня, и мне казалось, что я лежу в лесу.
Я хочу, чтобы у меня тоже был такой домик, но даже не уверена, что закончу университет.
Меня тошнит уже несколько дней, тяжело дышать, грудную клетку будто чем-то сдавили. Поясница болит так, что я готова грызть себя заживо. Хочется в деревню - и совсем никого не видеть. Просто сидеть под деревом с яблоком и книгой. Вечером дышать туманом в поле. Встречать на крыльце закат. Ночью в грозу побежать со всех ног, унестись прочь, промокнуть до нитки, до дрожи, до скрипа зубами. Чувствовать себя живой. Доказать себе, что жива.
Папа, прощаясь, тихо сказал: "Ты у меня самая красивая. Самая умная. Самая любимая".
Я старая развалина, и такая нежность разрывает мое сердце на куски.