видишь?
конфетти из картинок жизни - сплетение многолетних иллюзий и ежедневных чудес, нарисованных фотографий и и следов наших ног на песке, фигурки из золотой пыли, одна душа во многих телах, мотыльки-однодневки, одурманенные дымом, вкус леденца на кончике языка, волшебное зеркало на спинке мира, мешочек со словами (протяни руку и вытащи наугад), вечное цветное дурачье, наше лесное царство, наша общая книга - прочитай и вглядись, и не забывай иногда закрывать глаза - увидишь больше...

слышишь?
наш шепот и наши туманные песни, треск костра, отголосок далекого эха, тихий вздох и осколок чьего-то смеха, сказки на ночь тебе на ушко, дуновение ветерка (он расскажет о дальних странах), наши истории и наши легенды, наше молчание - и крики о том, что было, истории наших ночей, придуманных разговоров и наши бегущие мысли-волны в твоей голове...

чувствуешь?
три сердца пульсируют в такт, сбиваясь и разгоняясь, любя и злясь, смеясь и плача в живой нескончаемой дрожи, это рукопись сумасшедшего бога, одно мгновение бесконечной любви, наша кровь и наша молитва, проскользнувшая тень чьей-то мысли, многоцветный мыльный пузырь, а на самом деле, просто яркая вспышка твоей пьяной галлюцинации - не больше и не меньше.

Когда едешь в вагоне, уставший, унылый, раздраженный или расстроенный, замечаешь, что люди вокруг точно такие же. Кто-то едет с работы, кто-то - только на нее, но каждый поглощен лишь самим собой. Украткой изучаешь кого-нибудь, зацепляешься взглядом за детали, размышляешь, фантазируешь, восхищаешься кем-нибудь пару мгновений, а иногда даже любишь до самого выхода. Или - забиваешься в самый угол, смотришь волком и изо всех сил пытаешься отвратить от себя любой интерес со стороны ненавистной толпы.
Разные дни бывают.
И все же человек - слишком удивительное существо, чтобы можно было удержаться от соблазна над ним экспериментировать.
Я иногда люблю ловить себя, только делать это нужно очень осторожно и весьма продуманно, чтобы раньше времени не спугнуть и избежать ненужных последствий. Вот занят ты чем-нибудь, вдруг - бац! - ловишь себя и замораживаешь в том состоянии, в котором ты был мгновение назад, а потом внимательно изучаешь - совсем как хирург, дождавшийся действия анестезии. И тут выясняется много всяких прелестностей: вроде сидишь себе в метро, погруженный в музыку, никого не трогаешь, настроение не то чтобы плохое, а руки-то у тебя, оказывается, в кулаки зажаты, зубы до боли стиснуты и все мышцы напряжены, как будто ты готов сию же секунду сорваться с места. Или режешь, допустим, морковь, и отчего-то вспоминаешь своего друга: представляешь, как он смеется, как говорит, что глупого на твоей памяти сделал и какой он вообще чудак - как вдруг возвращаешься в реальность от звуков собственного смеха. Эх, люблю я людей! Они все ненормальные!
Вернемся в вагон метро, к нашим злобным рожам и ощущению вселенского траура. Почти каждый день мне приходится лицезреть эту красотень, и знаете, чем все обычно заканчивается? Мне становится смешно! Иногда до того, что приходится топить хохот в собственном рюкзаке! Посмотрите, посмотрите на все вокруг: они все такие несчастные и полумертвые от собственной жизни; и самое главное, что ты абсолютно такой же! Разве это не смешно? Как мы ныкаемся, учимся, размышляем о высоких материях, уверяемся в своей исключительности и всячески ее проявляем: красим зеленые ирокезы и дырявим тело, силясь уничтожить все, что имеем; как уезжаем ко всем чертям - лишь бы отсюда - и и-щем-се-бя, делая вид, что что-то нашли, как взрослеем, умнеем, а может, тупеем, потом тащим на своем горбу мерзкую работу и заводим детей, которые большей частью того не заслуживают, как напиваемся и пытаемся забыть обо всем, что было и еще будет, как мы все четче осознаем, до чего же нас все затрахало, как пытаемся что-то поменять или хотя бы набраться сил для того, чтобы продолжать эту смертельную канитель - уже догадываясь с ужасом, что зеленый ирокез навсегда останется лишь на старых фотографиях, а дырки на теле полюбятся лишь могильным червям - как мы умираем сотнями, тысячами, как страдаем в своих маленьких блядских мирках - разве это не смешно? Мы такие жалкие! Такие жалкие, что хочется орать!

Ну все, в Рай я точно не попаду. И знаете что?
Да ну его нахуй.

Я очень люблю состояния измененного сознания, но боюсь, однажды меня просто-напросто выкинет из этого мира.

Мне нравятся мужчины, которые похожи на моего папу.

Я не знаю, почему они в меня влюбляются.
Потому что я слабая и сильная. Потому что не умею разрывать. Потому что мягко скользить в этом мире нельзя, а я пытаюсь.
Когда кто-то начинает меня любить, мне хочется просто сбежать от него, исчезнуть из его жизни и из жизни всех других таких же. Навсегда. Чтобы не было и следа, и ниточки, по которой можно было бы до меня дотянуться. Чтобы я была как сон - и как сон растворилась. И ничем, ничем не доказать, что я была.
Так уж заведено, люди не умеют просто любить. Чуть только в сердце рождается что-то прекрасное - в руках человека появляется цепь. И чем сильнее и крепче чувства, тем тяжелее и толще ее железные звенья. Поэтому мое общение с влюбленными или влюбляющимися - как танец. Кто кого. Вернее, поймают ли меня или я снова сумею вырваться.
Не прогадаешь.

Я больше не хочу. Не хочу новых, не хочу старых. Мне не приятно, мне не противно. Я ничего не чувствую. Просто хочу убежать. В край, где меня не будет, и именно поэтому я там буду. Настоящая. Живая. Везде. В первый раз и уже навсегда.
Послушай! Я совсем ничего не чувствую. И ты, как и все они, ты тоже меня не знаешь, боже мой, как же ты можешь любить меня?!
Послушай, мы не будем вместе. Нет, не так. Я не буду с тобой. Давай просто уйдем друг у друга из жизней. Может быть, хоть ты сумеешь меня понять.
Послушай же ты, наконец! Не надо меня любить. Не стоит меня любить. Пока я даю слабину, пока я позволяю приковывать себя к людям, я не бесплотна, но однажды... Поверь мне, однажды я улечу, как дым.
Ото всех на свете.
К себе.

и я - не буду - ни о чем - жалеть.

Я не умею долго обижаться на любимых людей. Стараюсь изо всех сил, напоминаю себе, как жестоко со мной обошлись, картинно взываю к святому чувству человеческого достоинства - но все впустую. Не могу дуться. Люблю.

Я разучилась разговаривать с людьми. Не могу сформулировать даже простейшую мысль и выразить ее в словах. Меня не понимают, а я все больше запутываюсь. Бесконечное чувство вины и стыда, ощущение, будто я потерялась в незнакомом и жутком месте, и, если не найти верной дороги, я умру.
Сестра говорит, что мне нужен человек, который будет меня уравновешивать. Что нужно найти нормального, который будет меня одергивать и возвращать на землю. Но "вокруг нас одни маньяки и чокнутые".
"Может, попытаешься стать более нормальной?"

А я хочу... Чего же я хочу? Родить ребеночка и воспитывать его в деревне. Но если сейчас... уйти. Уйти одной в место, куда другим вход будет запрещен. Хочу не общаться ни с одним человеком, включая себя саму. Хочу не влиять и не испытывать влияние. Хочу ничего не менять в мире вокруг, и чтобы мир перестал менять меня. Хочу, чтобы меня никто не видел и не замечал. Хочу, чтобы не было никаких "но". Хочу, чтобы вокруг была музыка... Музыка без слов. И под окном - цветущее поле.

Уже не обидно. Не обидно на людей, на мир, на самых-самых близких. Просто больно. Тупая боль без малейших признаков обычно сопровождающей ее мозговой деятельности. Я не обижаюсь, я специально разучилась обижаться. А может, мне даже не больно, а просто грустно. Я уже не понимаю, да и не хочу совсем.
Но грустно мне точно. Ни один из них (за единственным, может быть, исключением) не понимает, что я на самом деле за человек.
Кто-то, превозносящий абсолютную честность в отношениях, уверен, что я вывожу ему напоказ изнутри все без остатка, как это делает он. И этот кто-то не очень глубок, потому что не знает, что эта его столь обожаемая взаимная абсолютная честность просто убила бы отношения.
Кто-то видит меня получеловеком. И те, кто не относится к благоговеющим, не имеют о том ни малейшего понятия. Для них я - нечто. Я вижу себя их глазами гораздо лучше, чем они сами.
Кто-то пытается в меня залезть. Этих я не люблю больше всего. Свои неуемный ум и способность к психоанализу можно демонстрировать не на живом примере. Они испытывают кайф, просто вскрывая скальпелем чужую черепную коробку. Причем для них вся сладость не в том, что обнаружится под ней, а в самом процессе ковыряния. Всегда думаю, что им нужно было стать хирургами. А лучше патологоанатомами. Хотя и те куда милее.
Никто, кроме меня, не знает мотивации моих слов и действий. Никто никогда не узнает, что сподвигло меня на следующий шаг, и объяснит его своими законами, подведет под свою систему. Мой разум хранится внутри меня сам по себе, он бродит в моей голове и не находит выхода, как призрак сошедшего с ума человека.

В моих волосах теперь перышки, я как птичка, вот-вот поднимусь в воздух и улечу, снова бы почувствовать крылья, а может, они и не нужны, я же когда-то умела летать без них. Тяжесть приземляет, к стопам привязаны пудовые камни, и маленькими камешками я обвешана вся: на руках они и на пальцах, свисают с шеи и привязаны к мочкам ушей, и на сердце большой такой камень, вроде и не мешает, но как-то неспокойно и мутно.
Однажды Анна сказала мне, что у нее в жизни есть человек, знающий о ней все - не в смысле фактов, а в смысле понимания, абсолютного знания того, что такое она есть и что у нее внутри. Анна сказала, что ненавидит его. Что избегает его всеми силами и ненавидит. Тогда меня очень удивили такие слова. А сейчас я понимаю. Если бы такой человек был у меня, боюсь, я ненавидела бы его тоже, несмотря на то, что такого чувства я не испытывала никогда и никогда не желала испытывать. Такого человека просто не должно существовать. Тебя одного более чем достаточно. Более чем достаточно.

Всю зиму ощущала себя медведем, которому не дают впасть в спячку. Весна пришла, распустила мне волосы, подарила весенний воздух и легкое помутнение в голове. Источник сил внутри снова открылся, смех и песни, любовь везде, скоро лето... а потом - бац! - и все кончилось. Хочется снова укутываться в черные одежды, прятать лицо в капюшоне и смотреть из-под него по-волчьи. Чтобы шарахались те, к кому я не принадлежу, чтобы не дружили, не пытались дружить со мной и не хотели любить меня. Чтобы снова можно было быть самой по себе, не влекомой никем и никого не влекущей. Я могу попытаться вспомнить, как это - внушать страх, но ведь тогда никакого пути назад не будет.
А еще хочется заморозить все дела на недельку, чтобы лежать на кроватке бревном - и спаать, спаааать, пока не сдохнешь. И изредка мычать в подушку, чтобы кто-то заботливый совал в губы трубочку с питательной смесью.
Да. Хочется. Лета. Своего. Своих. Дольше, чем лето. Навсегда.